У той женщины, чей сын был жив, вздрогнуло сердце от жалости к своему сыну, и она сказала царю: – О мой господин! Отдайте ей ребенка живым! Не убивайте его! Но другая сказала: – Ни я, ни ты его не получим. Разрубите его!
У той женщины, чей сын был жив, вздрогнуло сердце от жалости к своему сыну, и она сказала царю: – О мой господин! Отдайте ей ребёнка живым! Не убивайте его! Но другая сказала: – Ни я, ни ты его не получим. Разрубите его!
У той женщины, чей сын был жив, вздрогнуло сердце от жалости к своему сыну, и она сказала царю: – О мой господин! Отдайте ей ребёнка живым! Не убивайте его! Но другая сказала: – Ни я, ни ты его не получим. Разрубите его!
У той женщины, чей сын был жив, вздрогнуло сердце от жалости к своему сыну, и она сказала царю: – О мой господин! Отдайте ей ребёнка живым! Не убивайте его! Но другая сказала: – Ни я, ни ты его не получим. Разрубите его!
Вторая женщина сказала: «Пусть он не достанется ни одной из нас. Рубите его надвое!» Но первая женщина, настоящая мать ребёнка, была полна любви к своему сыну и сказала царю: «Прошу тебя, господин мой, не убивай ребёнка! Отдай ей живого ребёнка!»
И отвечала та женщина, которой сын был живой, царю, ибо взволновалась вся внутренность ее от жалости к сыну своему: о, господин мой! отдайте ей этого ребенка живого и не умерщвляйте его. А другая говорила: пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите.